Фабула кейса
Белорусский субъект хозяйствования (покупатель) и австрийская компания (поставщик) заключили договор купли-продажи (поставки). Стороны договорились в том числе о том, что возникающие из контракта споры подлежат разрешению арбитражным производством Международного коммерческого арбитражного суда в г. Вене (Австрия) согласно его порядку и правилам тремя арбитрами, назначенными из списка арбитров арбитражного суда; местом арбитражного производства будет г. Вена, язык арбитражного разбирательства – английский (подп. 9.1 п. 9 «Арбитраж» договора); применимое законодательство – законодательство Республики Беларусь (подп. 10.9 п. 10 «Прочие условия» договора).
Поставщик продал предприятие другому нерезиденту. В соответствии с договором купли-продажи предприятия к покупателю предприятия переходят права и обязанности по всем договорам, за исключением долговых обязательств. То есть покупатель предприятия становится правопреемником прав и обязанностей по договору поставки, заключенному с белорусским субъектом хозяйствования. Вместе с тем покупатель предприятия сделал заявление, что включенная в договор поставки арбитражная оговорка на него не распространяется, так как в результате правопреемства утратила силу.
В этой связи у белорусского субъекта хозяйствования возникли следующие вопросы:
1. Являются ли арбитражная оговорка и условие о применимом праве отдельными соглашениями в рамках договора поставки, которые утрачивают силу в результате правопреемства?
2. Если указанные соглашения утрачивают силу, то какой юрисдикционный орган будет полномочен рассматривать спор между белорусским субъектом хозяйствования и правопреемником по договору поставки и как определить применимое к спору материальное право?

Основные выводы по кейсу

Распространение действия арбитражной оговорки по праву Австрии

Арбитражная оговорка в анализируемом кейсе согласно австрийскому праву будет распространяться на правопреемника поставщика в договоре купли-продажи, заключенном с участием белорусского резидента. Это значит, что в случае предъявления белорусским субъектом хозяйствования в Международный коммерческий арбитражный суд в г. Вене иска против правопреемника последний не сможет оспаривать компетенцию арбитражного суда, ссылаясь на необязательность для него арбитражной оговорки (при наличии такого оспаривания арбитражный суд должен отклонить возражения ответчика). Аналогичным образом и государственный австрийский суд должен признавать действительность указанной арбитражной оговорки (в частности, ее дерогационный эффект), если, например, правопреемник по договору предъявит в этот суд иск против белорусского субъекта хозяйствования, а последний будет возражать против разбирательства спора со ссылкой на наличие между сторонами арбитражного соглашения.

Распространение действия арбитражной оговорки по праву Беларуси

С точки зрения белорусской правовой системы правопреемство по соответствующей арбитражной оговорке недопустимо (хотя давать юридическую оценку данной арбитражной оговорке по белорусскому праву некорректно, оговорка должна квалифицироваться по праву Австрии). Следствием этого может быть то, что в Республике Беларусь может быть отказано в признании и приведении в исполнение решения Международного коммерческого арбитражного суда в г. Вене, вынесенного по спору между правопреемником и белорусским резидентом (на том основании, что признание и приведение в исполнение решения противоречит публичному порядку Республики Беларусь – подп. b) п. 2 ст. V Конвенции ООН о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений 1958 г.), или белорусский государственный суд не признает дерогационный эффект указанной арбитражной оговорки (если иск в государственный суд будет предъявлен правопреемником по договору, а белорусский субъект хозяйствования будет возражать против рассмотрения спора со ссылкой на данную арбитражную оговорку).

Компетенция государственных судов на рассмотрение спора

Поскольку в рамках белорусской правовой системы анализируемая арбитражная оговорка, скорее всего, будет признана не имеющей юридической силы, то возникает вопрос, сможет ли белорусский субъект хозяйствования, равно как и его иностранный оппонент (правопреемник по договору), защищать свои права и интересы в рамках системы государственных судов Республики Беларусь. Полагаем, что на поставленный вопрос следует ответить утвердительным образом исходя из норм ст. 235 ХПК, регулирующей компетенцию государственных судов экономического профиля по рассмотрению хозяйственных споров с участием иностранных лиц.

Так, для белорусского резидента возможность обращения в государственный суд вытекает из абз. 4 ч. 1 ст. 235 ХПК (суд компетентен на рассмотрение спора, если «спор возник из договора, по которому исполнение должно иметь место или имело место на территории Республики Беларусь»), а для иностранного субъекта – из абз. 2 ч. 1 ст. 235 ХПК (суд компетентен на рассмотрение спора, если «ответчик находится или проживает на территории Республики Беларусь либо на территории Республики Беларусь находится его имущество»).

Нельзя исключать, что в австрийской правовой системе (ввиду, как будет показано далее, противоречивости ее правоприменительной практики) возможность наступления правопреемства по анализируемой арбитражной оговорке ввиду каких-то причин тоже не будет признана, что породит идентичный вопрос – о допустимости обращения в государственный суд Австрии белорусского резидента и австрийского субъекта хозяйствования. Данный вопрос должен решаться на основании норм австрийского процессуального законодательства, аналогичных закрепленным в ст. 235 ХПК (с большой долей вероятности можно утверждать, что такие правила в австрийском законодательстве тоже присутствуют).

Применимое материальное право

Соглашение сторон относительно применимого к спору материального права (применимое законодательство – законодательство Республики Беларусь (подп. 10.9 п. 10 «Прочие условия» договора)) является частью договора купли-продажи, а не частью арбитражной оговорки. Соответственно, допустимость распространения данного соглашения на правопреемника стороны договора не должна вызывать сомнений ни по праву Республики Беларусь, ни тем более по австрийскому праву (которое положительно относится к возможности правопреемства даже в отношении содержащихся в договорах арбитражных оговорок).

Однако если теоретически допустить, что на правопреемника стороны договора условие о применимом материальном праве в нашем случае распространяться не будет, а также применительно к тем ситуациям, когда в договоре предписания относительно применимого материального оправа отсутствуют, отметим следующее. Тогда выбор применимого к договору материального права будет осуществляться рассматривающим спор юрисдикционным органом (арбитражным или государственным судом) на основании соответствующих коллизионных норм международного частного права.

Причем по данному вопросу обычно применяется такая практика: юрисдикционный орган руководствуется коллизионными нормами «своей» правовой системы. То есть если спор будет рассматриваться белорусским государственным судом или институциональным международным арбитражным судом, находящимся на территории Республики Беларусь, то юрисдикционный орган будет обращаться к белорусским коллизионным нормам. Так, согласно подп. 1 п. 1 ст. 1125 ГК к договору купли-продажи подлежит применению право страны, в которой имеет основное место деятельности продавец. Аналогичным образом будет осуществляться выбор коллизионной нормы и компетентным австрийским юрисдикционным органом.

Правовое обоснование

Автономность арбитражного соглашения

В теории и практике международного коммерческого арбитража весьма распространенной является идея (принцип) автономности (самостоятельности, независимости) арбитражного соглашения. На международном уровне эта идея (принцип) нашла отражение в Типовом законе ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже 1985 г. (далее – Типовой закон).

В соответствии с п. 1 ст. 16 Типового закона «арбитражный суд может сам вынести постановление о своей юрисдикции, в том числе по любым возражениям относительно наличия или действительности арбитражного соглашения. Для этой цели арбитражная оговорка, являющаяся частью договора, толкуется как соглашение, не зависящее от других условий договора. Вынесение арбитражным судом решения о недействительности договора не влечет за собой ipso jure недействительности арбитражной оговорки».

Стоит отметить, что в первом предложении п. 1 ст. 16 Типового закона закреплен так называемый принцип «компетенции-компетенции», согласно которому арбитражный суд полномочен самостоятельно (без обращения к государственному суду или какому-то иному юрисдикционному органу) разрешать вопрос о своей компетенции на рассмотрение спора. Собственно же идее (принципу) автономности арбитражного соглашения посвящены второе и третье предложения п. 1 ст. 16 Типового закона.

Белорусское арбитражное законодательство базируется на Типовом законе, поэтому в ч. 1 ст. 22 Закона Республики Беларусь от 09.07.1999 № 279-З «О международном арбитражном (третейском) суде» (далее – Закон о МАС) содержатся аналогичные положения: «Состав международного арбитражного суда может сам вынести постановление о своей компетенции, в том числе по любым возражениям относительно наличия или действительности арбитражного соглашения. При этом арбитражная оговорка, являющаяся частью договора, рассматривается как соглашение, не зависящее от других условий договора. Вынесение составом международного арбитражного суда решения о недействительности договора само по себе не влечет недействительности арбитражной оговорки».

Основное правовое последствие автономности арбитражного соглашения

Как видно из п. 1 ст. 16 Типового закона, ч. 1 ст. 22 Закона о МАС, основное последствие автономности арбитражного соглашения заключается в том, что недействительность материально-правового договора, в который арбитражная оговорка включена, не влечет за собой недействительности арбитражной оговорки, равно как и наоборот – недействительность арбитражной оговорки сама по себе не означает недействительности материально-правового договора.

Правило автономности было разработано, во-первых, потому, что основания недействительности материально-правового договора и основания недействительности арбитражного соглашения объективно далеко не всегда между собой совпадают. Например, арбитражное соглашение может быть недействительно ввиду того, что нарушает принцип равенства сторон – предоставляет право на обращение в арбитражный суд только одной стороне (а не обеим сторонам) внешнеэкономического контракта. Очевидно, что такой порок арбитражного соглашения не может оказывать какого-либо влияния на действительность внешнеэкономического контракта в той его части, в которой он регулирует материальные права и обязанности сторон.

Во-вторых, правило автономности арбитражного соглашения необходимо для того, чтобы предупреждать возникновение в международном коммерческом арбитраже патологических, трудноразрешимых ситуаций. Ведь если исходить из того, что действительность материально-правового договора сторон и действительность включенной в него арбитражной оговорки – это взаимообусловленные явления, то ссылка одной из сторон на недействительность договора завела бы арбитражное разбирательство в тупик: арбитражный суд не мог бы обсуждать вопрос о недействительности договора (равно как и вообще продолжать арбитражное разбирательство), так как недействительность договора влечет недействительность арбитражной оговорки и, значит, отсутствие у арбитражного суда компетенции на рассмотрение спора.

С другой стороны, если бы арбитражный суд, рассмотрев возражение стороны против наличия у него компетенции на разрешение спора (базирующееся на доводах о недействительности арбитражной оговорки), признал арбитражную оговорку действительной и начал рассматривать дело, то это, в отсутствие правила об автономности арбитражного соглашения, имело бы своим следствием недопустимость ссылок ни одной из сторон на недействительность заключенного ими контракта. Ведь недействительность контракта автоматически означала бы и недействительность включенной в него арбитражной оговорки, что напрямую противоречило бы положительной оценке арбитражной оговорки, данной арбитражным судом еще в самом начале процесса.

Иные правовые последствия автономности арбитражного соглашения

Правило (принцип) автономности отражает соотношение материально-правового договора и включенной в него арбитражной оговорки не только с точки зрения вопроса о действительности этих соглашений. Из данного правила (принципа) вытекают и некоторые другие правовые последствия*:

1. Действие арбитражной оговорки не зависит от действия материально-правового договора, то есть арбитражная оговорка действует (имеет силу), даже если материально-правовой договор:

считается незаключенным (например, договор сторон является реальным по своей гражданско-правовой природе, в частности, как договор займа, и стороны не совершили действий, с которыми связывается заключение договора);
не вступил в силу (когда, например, договор заключен под отлагательным условием и к моменту возникновения спора это условие не наступило);
был расторгнут сторонами (если стороны расторгают материально-правовой договор и желают вместе с этим расторгнуть также и арбитражную оговорку, то такое их волеизъявление должно быть непосредственно выражено путем прямого указания на расторжение арбитражной оговорки);
утратил силу в результате истечения срока его действия или полного исполнения сторонами своих обязательств;
был сторонами новирован (была произведена новация обязательств).

* Об этом см.: Международное регулирование внешнеэкономической деятельности / Д.П. Александров [и др.]; под ред. В. С. Каменкова. – М.: Изд-во деловой и учеб. лит. – Минск: Дикта, 2005. – С. 656‒658; Международный коммерческий арбитраж: пособие / А.И. Анищенко [и др.]; под ред. У. Хелльманна, С.А. Балашенко, Т.В. Сысуева. – Минск: Издат. центр БГУ, 2017. – С. 114‒115.

2. Право, которое применимо к арбитражной оговорке, может не совпадать с правом, применимым к материально-правовому договору.

3. Наступление правопреемства в отношении прав и (или) обязанностей, предусмотренных материально-правовым договором, не влечет правопреемства в отношении арбитражной оговорки.

Вместе с тем правило (принцип) автономности арбитражной оговорки не следует абсолютизировать, утрировать. Так, данное правило (принцип) не означает того, что:

текст арбитражной оговорки должен быть специально (отдельно, дополнительно) подписан сторонами в тексте материально-правового договора; считается, что, подписывая договор, стороны одновременно подписывают и включенную в договор арбитражную оговорку;
наличие в доверенности представителя указания только на полномочие заключить материально-правовой договор не дает ему права на включение в такой договор арбитражной оговорки; считается, что полномочие на заключение договора подразумевает право представителя инкорпорировать в данный договор и арбитражную оговорку;
недействительность материально-правового договора никогда не сможет повлечь за собой недействительность арбитражной оговорки, и наоборот; на самом деле некоторые основания недействительности договора и недействительности арбитражного соглашения между собой совпадают, поэтому недействительность договора будет означать и недействительность арбитражной оговорки, например, в случае, когда договор был заключен неуполномоченным или недееспособным лицом, под влиянием насилия, угрозы и т.п.

Правопреемство в отношении арбитражного соглашения

Невозможность правопреемства в отношении арбитражной оговорки при перемене лиц в обязательстве, возникшем из материально-правового договора, – одно из последствий правила об автономности арбитражной оговорки, однако это последствие не является общепризнанным. Данное последствие не зафиксировано на уровне основных международно-правовых источников регулирования коммерческого арбитража – мы имеем в виду Конвенцию ООН о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений 1958 г. (далее – Конвенция 1958 г.), Европейскую конвенцию о внешнеторговом арбитраже 1961 г. (далее – Конвенция 1961 г.) и Типовой закон. Национальное законодательство об арбитраже указанный момент, как правило, тоже обходит вниманием. Соответственно, вопрос о допустимости правопреемства по арбитражному соглашению имеет на практике и в теории дискуссионный характер*.

* См.: Международный коммерческий арбитраж: учеб. / И. П. Грешников [и др.]; под ред. В. А. Мусина, О. Ю. Скворцова. – СПб.: АНО «Ред. журн. «Третейский суд»; М.: Инфотропик Медиа, 2012. – С. 107‒113; Международный коммерческий арбитраж: учеб. / С.А. Абесадзе [и др.]; науч. ред.: О.Ю. Скворцов, М.Ю. Савранский, Г.В. Севастьянов. – 2-е изд., перераб. и доп. – СПб.: АНО «Ред. журн. «Третейский суд»; М.: Статут, 2018. – С. 388‒395.

Как известно, правопреемство в материально-правовой сфере может быть:

универсальным – когда к правопреемнику от правопредшественника переходит весь комплекс материальных прав и обязанностей (как, например, при реорганизации юридических лиц, наследовании);
сингулярным – когда к правопреемнику переходят только отдельные материальные права и (или) обязанности правопредшественника (в случае уступки требования, перевода долга и пр.).

Универсальное материальное правопреемство

Применительно к ситуациям, когда материальное правопреемство является универсальным, вопрос о правопреемстве по арбитражному соглашению вызывает меньше всего споров. Большинство теоретиков и практиков полагают, что такое арбитражное правопреемство допустимо, хотя и озвучивают из этого правила ряд оговорок.

Так, если элемент «международности» является необходимым условием, при котором прописанный в арбитражном соглашении институциональный арбитражный суд вправе (в силу национального законодательства об арбитраже или своего регламента) рассматривать споры, а статус правопреемника лишает спор указанного элемента «международности» (поскольку правопреемник, в отличие от правопредшественника, является резидентом той же самой страны, что и его оппонент в споре), то правопреемство по арбитражному соглашению не наступает.

Арбитражное правопреемство также не может иметь места, если реорганизация двух юридических лиц (только одно из которых выступает субъектом арбитражного соглашения) происходит в форме их слияния или присоединения одного к другому, потому что участником данного материального правопреемства является совершенно постороннее арбитражному соглашению лицо (явления подобной «посторонности» нет, когда юридическое лицо, заключившее арбитражное соглашение, реорганизуется в форме разделения, выделения или преобразования).

Сингулярное материальное правопреемство

Наиболее дискуссионный характер вопрос об арбитражном правопреемстве приобретает в тех случаях, когда речь идет о сингулярном материальном правопреемстве. Сторонники допустимости в таких ситуациях правопреемства по арбитражному соглашению приводят следующие аргументы:

1. Арбитражное соглашение имеет договорно-правовую природу, а значит, права и обязанности по такому договору могут переходить к другим лицам в точно таком же порядке, что и права, обязанности по другим договорам.

2. Арбитражная оговорка не настолько автономна от материально-правового договора сторон, как это может показаться на первый взгляд, ярким свидетельством чему служат последствия сингулярного материального правопреемства при суброгации: перешедшее к страховщику право требования подлежит осуществлению им с соблюдением правил, регулирующих отношения между страхователем (выгодоприобретателем) и лицом, ответственным за убытки, при этом понятие правил подразумевает под собой в том числе и заключенное между данными субъектами арбитражное соглашение.

Противники же арбитражного правопреемства при наступлении сингулярного преемства в материальных правах и (или) обязанностях ссылаются на такие доводы:

1. Арбитражная оговорка автономна по отношению к связывающему стороны материально-правовому договору, поэтому переход прав и (или) обязанностей, вытекающих из данного договора, к другому лицу не может повлечь для этого лица того же самого эффекта применительно к арбитражной оговорке.

2. Гражданское законодательство в числе субсидиарных прав, переходящих к кредитору в результате уступки требования (в частности, прав, обеспечивающих исполнение обязательства, и пр.), прямо не называет права, вытекающие из арбитражной оговорки (равно как и в целом права, вытекающие из достигнутых сторонами договоренностей относительно способов разрешения споров).

3. Арбитражное соглашение относится к числу договоров, имеющих фидуциарный (доверительный) характер, то есть договоров, для заключения и исполнения которых принципиально важную роль играет «личность» контрагента. Во многом именно ввиду доверительных отношений друг с другом сторонам удается заключить арбитражное соглашение, и по той же самой причине высока вероятность того, что данное соглашение будет успешно реализовано путем проведения арбитражного разбирательства спора. Замена одной из сторон арбитражного соглашения новым лицом (то есть осуществление правопреемства) противоречит фидуциарной природе этого соглашения и может иметь своим следствием то, что другая сторона будет всячески уклоняться от участия в арбитраже, поскольку с указанным лицом она изначально никогда бы не решилась на выбор арбитража в качестве способа разрешения возможных конфликтов.

4. К числу фундаментальных основ арбитражной формы защиты права относится правило о необходимости решения всех вопросов по взаимному, добровольному согласию сторон. Это правило будет нарушаться, если одна из сторон арбитражного соглашения будет заменена другим лицом в результате правопреемства, то есть без согласования данного момента со второй стороной арбитражного соглашения.

5. В правовой системе присутствуют нормы о правопреемстве в отношении лишь гражданских прав, обязанностей (в гражданском законодательстве) и процессуальных прав, обязанностей (в законодательстве, регулирующем деятельность государственных судов). Однако в отношении арбитражного соглашения нельзя применять нормы о правопреемстве ни гражданского (так как права и обязанности в арбитражном соглашении не носят гражданско-правового характера), ни процессуального (процессуальное законодательство не регулирует арбитраж) законодательства.

Таким образом, вопрос о допустимости правопреемства по арбитражному соглашению должен решаться с учетом особенностей правопонимания и правоприменения, существующих в правовой системе конкретной страны.

Правопреемство в отношении арбитражного соглашения по праву Республики Беларусь

В правовой системе Республики Беларусь, в том числе в Законе о МАС, нет прямых нормативных предписаний относительно возможности правопреемства по арбитражному соглашению в случае наступления универсального преемства в материальных правах и обязанностях. Вместе с тем «в качестве общего правила белорусская правовая доктрина и практика международных арбитражных судов исходит из того, что правопреемники юридических лиц, например, если правопреемство возникло в процессе реорганизации, связаны арбитражным соглашением»*.

* Функ Я.И. Международный арбитраж в Республике Беларусь: справочник / Я.И. Функ. – Минск: Дикта, 2005. – С. 43.

Нормативным образом урегулирован только вопрос об арбитражном правопреемстве применительно к случаям сингулярного материального правопреемства, и то не всем из них, а лишь касающимся уступки требования и перевода долга. Соответствующие указания закреплены не в Законе о МАС, а в постановлении Пленума Высшего Хозяйственного Суда Республики Беларусь от 23.12.2005 № 34 «О подведомственности споров после уступки требования или перевода долга» (далее – постановление ВХС № 34).

В целом постановление ВХС № 34 дает на указанный вопрос отрицательный ответ, приводя в обоснование этого следующие доводы:

арбитражное соглашение не может быть предметом цессии, так как в процессуальном законодательстве отсутствует институт, аналогичный гражданско-правовому институту уступки требования или перевода долга, поэтому переход гражданских прав и обязанностей от одного лица к другому не влечет за собой перехода процессуальных прав и обязанностей (п. 3 постановления ВХС № 34);
исходя из норм ч. 1 ст. 11, ч. 1 ст. 22 Закона о МАС арбитражное соглашение в виде арбитражной оговорки является отдельным положением гражданско-правового договора, его частью, не зависящей от других условий договора, соответственно юрисдикция арбитражного суда при уступке требования и переводе долга будет распространяться на новых лиц в обязательстве только в случае заключения между ними самостоятельного (то есть нового) арбитражного соглашения (ч. 1, 2 п. 5 постановления ВХС № 34).

Полагаем, что постановление ВХС № 34 заслуживает нескольких критических замечаний. Во-первых, законодательство, регулирующее международный коммерческий арбитраж, неприемлемо называть процессуальным, а права и обязанности, вытекающие из арбитражного соглашения, – процессуальными. В белорусской правовой системе процессуальным принято называть только законодательство, которое определяет правила деятельности государственных судов, на арбитражные суды данное законодательство не распространяется.

Если говорить о собственно процессуальном законодательстве – гражданском процессуальном и хозяйственном процессуальном, то институт цессии (перехода) процессуальных прав и обязанностей ему фактически известен (см. ст. 64 «Процессуальное правопреемство» ГПК и ст. 62 «Процессуальное правопреемство» ХПК). Нюанс, по сравнению с гражданским материальным законодательством, заключается только в том, что процессуальные права и обязанности – это не основной (не самостоятельный), а сопутствующий предмет цессии, в качестве основного (непосредственного) предмета цессии выступают материальные права и (или) обязанности, переход которых автоматически влечет за собой в силу ст. 64 ГПК, ст. 62 ХПК переход и процессуальных прав, обязанностей.

Во-вторых, в постановлении ВХС № 34 освещены (применительно к арбитражу) правовые последствия наступления сингулярного материального правопреемства лишь в отношении отдельных (хоть и весьма распространенных на практике) случаев – уступки требования и перевода долга, хотя логика аргументации, изложенной в ч. 1, 2 п. 5 постановления ВХС № 34, требовала распространения идентичных последствий на все иные случаи сингулярного материального правопреемства (суброгацию и пр.) и, более того, также на универсальное материальное правопреемство (наиболее актуальной формой которого для сферы предпринимательских отношений выступает реорганизация юридических лиц).

Для сравнения, Закон Республики Беларусь от 18.07.2011 № 301-З «О третейских судах» в ч. 4 ст. 10 предусматривает: «В случае перемены сторон в обязательстве по договору, содержащему третейскую оговорку, указанная оговорка не распространяется на новую сторону обязательства». Преимущество данного правила заключается прежде всего в том, что оно закреплено на уровне законодательного акта (а не акта толкования законодательства подобно разъяснениям относительно арбитражного правопреемства в постановлении ВХС № 34). Кроме того, указанное правило актуально как для сингулярного, так и для универсального материального правопреемства, поскольку перемена сторон в обязательстве по договору может произойти в силу и того, и другого вида материального правопреемства.

Право, применимое к арбитражному соглашению

Согласно праву Республики Беларусь при перемене лиц в материально-правовом договоре правопреемство по арбитражной оговорке, включенной в данный договор, не может произойти. Значит, с этой точки зрения в анализируемом нами кейсе позиция иностранного субъекта, являющегося правопреемником продавца в договоре купли-продажи и отрицающего значение для него содержащейся в договоре арбитражной оговорки, на первый взгляд представляется оправданной. Однако подлежит ли данная арбитражная оговорка оценке через призму белорусского права на том только одном основании, что участником арбитражной оговорки является резидент Республики Беларусь? Полагаем, что на вопрос стоит ответить отрицательным образом, поскольку критерием выбора подлежащего применению к арбитражному соглашению права выступают совсем другие обстоятельства.

Конвенция 1958 г. в подп. а) п. 1 ст. V закрепляет следующее основание для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения: если арбитражное соглашение недействительно по закону, которому стороны это соглашение подчинили, а при отсутствии такого указания – по закону страны, где решение было вынесено.

Аналогичным образом в подп. а) п. 1 ст. IX Конвенции 1961 г. сформулировано основание, отмена по которому арбитражного решения в одном из государств-членов Конвенции 1961 г. является причиной для отказа в признании и приведении в исполнение этого арбитражного решения на территории других государств-членов Конвенции 1961 г.

Идентичное основание для отмены арбитражного решения, а также для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения предусмотрено п. 2) а) i) ст. 34 и п. 1) а) i) ст. 36 Типового закона.

В правовой системе Республики Беларусь норме п. 2) а) i) ст. 34 Типового закона соответствует абз. 2 ч. 2 ст. 43 Закона о МАС, а правилу п. 1) а) i) ст. 36 Типового закона, равно как и правилу подп. а) п. 1 ст. V Конвенции 1958 г., – абз. 2 п. 1 ч. 3 ст. 11 приложения 4 к ГПК.

Таким образом, арбитражное соглашение, в том числе связанные с ним юридические последствия, должно оцениваться по праву, которое стороны избрали в качестве права, применимого к арбитражному соглашению (выражаясь терминологией приведенных выше правовых документов, по праву, которому стороны это соглашение подчинили), а если стороны не выбрали подлежащее применению к арбитражному соглашению право – по праву страны, где арбитражное решение было вынесено.

Здесь следует отметить, что в теории и практике международного коммерческого арбитража понятие «место вынесения арбитражного решения» совпадает с понятием «место арбитража»: место вынесения арбитражного решения – это место, где арбитраж был проведен, и наоборот, место арбитража – это место, где арбитражное решение было вынесено. Нередко стороны определяют место арбитража (место вынесения арбитражного решения) заранее путем прописывания его в арбитражном соглашении, при этом данное место может быть идентифицировано как в самых общих чертах (через указание на какой-то город или страну в целом), так и максимально конкретным образом (посредством приведения адреса данного места).

Изначально предполагалось, что указываемое сторонами в арбитражном соглашении место арбитража (место вынесения арбитражного решения) – это то место, где соответствующие действия будут фактически (то есть физически) осуществлены. Однако в последнее время место арбитража все более приобретает фиктивный характер: указывая какое-то место в арбитражной оговорке, стороны априори исходят из того, что ни они, ни состав арбитражного суда в этом месте собираться для целей проведения арбитражного разбирательства и вынесения арбитражного решения не будут. Место арбитража в таких случаях определяется сугубо из прагматических соображений, чтобы заранее внести определенность относительно:

во-первых, права, применимого к арбитражному соглашению;
во-вторых, права, применимого к процедуре арбитража;
в-третьих, национальной юрисдикции (системы государственных судов), в рамках которой возможно будет оспорить арбитражное решение.

Применимым правом и компетентной национальной юрисдикцией в этих случаях будут являться право и национальная юрисдикция страны места арбитража. Поскольку национальное право и юрисдикция судов распространяются на всю территорию соответствующей страны, то потребность указания какого-то конкретного адреса в пределах данной страны сама собой отпадает. Поэтому в подобных ситуациях место арбитража обычно определяется самым общим образом – путем указания страны или города этой страны.

Правопреемство в отношении арбитражного соглашения по праву Австрии

В анализируемом нами кейсе сторонами не был осуществлен выбор применимого к арбитражному соглашению права, поскольку указание на подобное право отсутствовало в арбитражной оговорке. Содержание подп. 10.9 п. 10 «Прочие условия» договора о том, что применимое законодательство – законодательство Республики Беларусь, касается только права, применимого к самому спору, но не к арбитражной оговорке (что вытекает из буквальной текстуальной редакции данного подпункта и его структурного расположения в договоре купли-продажи).

Вместе с тем сторонами в арбитражной оговорке было прописано место арбитража – таковым определен г. Вена. А это значит, что юридическая оценка арбитражной оговорки и всех связанных с ней последствий должна даваться на основании австрийского права, невзирая на национальную принадлежность сторон спора (даже если в числе последних нет австрийских субъектов хозяйствования).

Австрийское арбитражное законодательство представлено разделом 4 ГПК Австрии 1895 г., который (раздел) был изложен в новой редакции в 2006 г. и в дальнейшем подвергался частичным корректировкам. Современное австрийское законодательство об арбитраже базируется на Типовом законе (реформа 2006 г. была проведена с целью имплементации отраженных в Типовом законе подходов)*. Вместе с тем его особенностью является то, что оно, в отличие от Типового закона, не предусматривает правила об автономности арбитражного соглашения.

* Хегер Сузанне. Комментарий к новому австрийскому арбитражному законодательству / Сузанне Хегер. – М.: Волтерс Клувер, 2006; Хегер Сузанне. Комментарий к австрийскому арбитражному законодательству / Сузанне Хегер. – М.: Инфотропик Медиа, 2017.

Как отмечают комментаторы австрийского арбитражного законодательства, принцип независимости арбитражного соглашения от основного договора намеренно не был заимствован австрийским правом в ходе реформы 2006 г. Это объясняется тем, что доктрина автономности допускает двусмысленное толкование и несовместима с основными принципами австрийской теории юридических сделок. Содержащаяся в договоре арбитражная оговорка в судебной практике обычно трактуется как зависимое (дополнительное) соглашение, которое разделяет судьбу основного договора. Правда, судебная практика является казуистической и непоследовательной. В отдельных случаях признается независимость арбитражной оговорки от основного договора, например, когда речь идет о спорах в связи с прекращением договора или о том, был ли вообще заключен основной договор*.

* Хегер Сузанне. Комментарий к австрийскому арбитражному законодательству / Сузанне Хегер. – М.: Инфотропик Медиа, 2017. – С. 10‒11, 41.

Независимость арбитражной оговорки от основного договора признается и в еще одном отношении – в плане допустимости несовпадения права, применимого к арбитражной оговорке, и права, применимого к материально-правовому договору. Здесь действует подход, который признан на уровне основных международно-правовых источников регулирования коммерческого арбитража (мы имеем в виду Конвенцию 1958 г., Конвенцию 1961 г. и Типовой закон): действительность арбитражного соглашения определяется согласно оговоренному сторонами праву, в отсутствие волеизъявления сторон по этому поводу – в соответствии с правом места арбитража.

Вместе с тем непризнание австрийской правовой системой правила автономности арбитражного соглашения сняло препятствия для распространения действия данного соглашения на не заключавших его лиц. Так, «как правило, арбитражное соглашение не действует в отношении третьих лиц, которые его не подписывали. Однако в соответствии с австрийской судебной практикой есть исключения из этого принципа. Верховный Суд Австрии подтвердил распространение действия арбитражной оговорки на третьих лиц, которые не подписывали арбитражное соглашение, в случае сингулярного и универсального правопреемства. Кроме того, действие арбитражной оговорки, содержащейся в договоре в пользу третьего лица, было распространено и на третье лицо, которое не подписывало арбитражное соглашение, но воспользовалось правами, предусмотренными таким договором. Верховный Суд мотивировал это тем, что третье лицо, получающее выгоды непосредственно от договора, должно принять проистекающие из такого договора права вместе со всеми их договорными характеристиками; следовательно, содержащаяся в договоре арбитражная оговорка будет к нему также применима».

При определенных условиях арбитражные соглашения, заключенные коммерческими организациями, могут распространяться на участников данных организаций (если встает вопрос о личной ответственности участников по сделкам, совершенным организацией, и намерения всех сторон на участие в арбитраже четко выражены). Более того, арбитраж в Австрии может быть проведен на основании волеизъявления, выраженного в односторонней сделке, например, в завещании или в публичном обещании награды.

При этом Австрийская Республика является не единственной страной европейского континента, в которой вопрос о правопреемстве по арбитражному соглашению решается положительным образом. Согласно сложившейся правоприменительной практике Швеции при универсальном и единичном (сингулярном) правопреемстве арбитражное соглашение по общему правилу сохраняет свое действие для правопреемника в полном объеме*.

* Зыков Р.О. Международный арбитраж в Швеции: право и практика / Р.О. Зыков. – М.: Статут, 2014. – С. 41‒43.